Почему квоты на экспорт зерна – это плохо
Дата новости: 07/05/2020
Российский рынок в состоянии отрегулировать ситуацию естественным путем
Андрей Сизов-младший
Неделю назад российские компании были вынуждены остановить продажи зерна на экспорт. Поставки по заключенным контрактам еще идут, но новых сделок нет, вся квота на экспорт, введенная государством в конце марта, полностью выбрана. Второй раз за историю новой России экспорт зерна из страны официально запрещен. Министерство сельского хозяйства предлагает сделать квотирование постоянным механизмом, что неминуемо ударит по развитию сектора и, вероятно, поставит крест на аграрных экспортных амбициях страны.
В последние месяцы мировой зерновой рынок с озабоченностью следил за действиями России, крупнейшего экспортера пшеницы. Участники рынка опасались, что из-за девальвации рубля и возможного скачка спроса, вызванного пандемией коронавируса, российские власти могут ограничить экспорт. И это действительно произошло. Государство, ссылаясь на «необходимость обеспечить стабильность продовольственного рынка», решило ввести квоту в 7 млн т на вывоз основных зерновых культур до нового сезона, который начинается в июле. Одновременно был запрещен вывоз медицинских масок, но он уже отменен, а также ограничен вывоз масличных и некоторых продовольственных товаров, вроде пресловутой гречки и репы.
Россия не единственная пошла по этому пути. Чиновники многих стран, впечатленные фотографиями пустых полок в продовольственных магазинах, задумались об ограничениях вывоза. Закрыл поставки риса Вьетнам, Румыния запретила вывоз всего зерна, Украина заявила, что ограничит вывоз основной экспортной позиции – кукурузы. Но Вьетнам в мае открывает экспорт, Румыния после дискуссии с недовольной Европейской комиссией сняла ограничения через неделю после их ввода, а чиновники Украины, подискутировав с бизнесом, отказалась от своих планов. Россия же не только не готова отказаться от текущей квоты – Минсельхоз планирует использовать квотирование и в будущем.
Продовольственный национализм, популярная в последнее время не только в России тема, не гарантирует бесперебойного обеспечения потребителей продуктами. Свежий пример: в США нарастает паника, люди боятся нехватки мяса, потому что в стране закрыты бойни – они стали очагами распространения коронавируса. (Особенность мясокомбинатов в США – огромные размеры, закрытие даже нескольких может быть заметно на общенациональном уровне.) Будет ли рост цен? Уже идет, и быстро. Будет ли дефицит мяса? Нет, сокращение местного предложения компенсируется ростом импорта, в первую очередь из Южной Америки. А Россия благодаря импорту не ощущает нехватки черного хлеба: впервые за долгие годы из-за неурожая начался импорт ржи из ЕС.
Россия – важный участник мирового аграрного обмена. Мы вывозим удобрения, зерно, масличные и масло, рыбу, завозим кормовые добавки, сельхозхимию, семена и родительских животных. Теоретическое нарушение импортных поставок может сильно ударить по российскому агропромышленному комплексу, а российские ограничения – по странам-потребителям. Недаром одним из ключевых призывов недавней виртуальной встречи лидеров стран G20, поддержанных и президентом Путиным, стал тезис о необходимости обеспечить бесперебойную работу мировой торговли, в первую очередь продовольствием .
Сокращение запасов и предложения зерна при открытом экспорте, естественно, может привести к росту цен, и часто довольно быстрому. Рынок обычно растет, пока экспорт не становится нерентабельным и сам по себе не останавливается. Так и было и в прошлом, и в позапрошлом году, и все годы с тех пор, как Россия с начала 2000-х стала крупным зерновым экспортером. Естественно, скачки цен могут вызывать недовольство потребителей зерна, особенно в российских условиях, где отсутствуют инструменты для хеджирования ценовых рисков, а отказ от своих договорных обязательств – распространенная практика. Но рост цен – это и тот же фактор, который приводит в сектор новые инвестиции и помогает ему расти. Высокая степень интеграции в мировой рынок – это ключевой фактор роста российского сельского хозяйства, намного менее зависящего от господдержки, чем это представляется широкой публике.
Квотирования и ограничения плохи и тем, что никто не может в принципе рассчитать оптимальный и устраивающий всех объем экспорта. Например, российское зерновое эмбарго августа 2010 г. привело к затовариванию рынка во второй половине сезона и обвалу цен внутри страны. (А заодно и к резкому скачку цен на мировом рынке, ускорившему «арабскую весну»). Текущая же квота, вероятно, приведет к тому, что часть ячменя и кукурузы, которые могли бы быть вывезены, останутся внутри страны, а их владельцы не смогут заработать, как и вся цепочка из элеваторов, транспорта и портов.
Определение своей собственной «квоты» – индивидуальная задача для каждого экспортера, от успешного решения которой напрямую зависят его доходы. И иногда участники рынка действительно могут ошибаться и разоряться, неправильно оценив параметры спроса и предложения или действия других игроков. Задача же государства – повышать прозрачность сектора, давая участникам больше информации для принятия решений. Для этого, кстати, можно было использовать разработанный Минсельхозом для отслеживания квоты механизм оперативной публикации объемов экспорта (подобные цифры публикуют многие крупные экспортеры, вроде ЕС и США).
Распространенный тезис в пользу ограничений – необходимость обеспечить стабильность цен на продовольственном рынке – не выглядит убедительным. Продовольственная инфляция в России, как и в большинстве других стран, весьма слабо зависит от колебаний цен на сельхозсырье. Годовая продовольственная инфляция в районе 2% при росте цен на зерно примерно на четверть это подтверждает. Даже не будь это так, намерение регулировать цены для всех через цены на сырье вызывает вопросы. Бенефициарами дешевого хлеба будут и пенсионер с доходом в 20 000 руб., и предприниматель с зарплатой в 20 млн. Более разумным выглядит целевая продовольственная помощь наименее обеспеченным слоям населения, а не малоэффективная попытка помочь всем потребителям.
Конечно, закрытие экспорта не повлечет за собой резкой реакции вроде обвального сокращения посевных площадей и неурожаев через год – два. В экономике все происходит постепенно, а в сельском хозяйстве – вдвойне. Но, посмотрев на ограничения, которые предлагается вводить и в будущем, кто-то немного, но сократит посевы, кто-то не будет вкладываться в выход на новый зарубежный рынок, кто-то решит отложить обновление техники или строительство порта. Итог – недополученные миллиарды инвестиций, постепенное затухание темпов роста сектора в среднесрочной перспективе, а также вероятный провал планов властей по кратному увеличению аграрного экспорта, который в 2024 г. должен вырасти до $45 млрд .
Неделю назад российские компании были вынуждены остановить продажи зерна на экспорт. Поставки по заключенным контрактам еще идут, но новых сделок нет, вся квота на экспорт, введенная государством в конце марта, полностью выбрана. Второй раз за историю новой России экспорт зерна из страны официально запрещен. Министерство сельского хозяйства предлагает сделать квотирование постоянным механизмом, что неминуемо ударит по развитию сектора и, вероятно, поставит крест на аграрных экспортных амбициях страны.
В последние месяцы мировой зерновой рынок с озабоченностью следил за действиями России, крупнейшего экспортера пшеницы. Участники рынка опасались, что из-за девальвации рубля и возможного скачка спроса, вызванного пандемией коронавируса, российские власти могут ограничить экспорт. И это действительно произошло. Государство, ссылаясь на «необходимость обеспечить стабильность продовольственного рынка», решило ввести квоту в 7 млн т на вывоз основных зерновых культур до нового сезона, который начинается в июле. Одновременно был запрещен вывоз медицинских масок, но он уже отменен, а также ограничен вывоз масличных и некоторых продовольственных товаров, вроде пресловутой гречки и репы.
Россия не единственная пошла по этому пути. Чиновники многих стран, впечатленные фотографиями пустых полок в продовольственных магазинах, задумались об ограничениях вывоза. Закрыл поставки риса Вьетнам, Румыния запретила вывоз всего зерна, Украина заявила, что ограничит вывоз основной экспортной позиции – кукурузы. Но Вьетнам в мае открывает экспорт, Румыния после дискуссии с недовольной Европейской комиссией сняла ограничения через неделю после их ввода, а чиновники Украины, подискутировав с бизнесом, отказалась от своих планов. Россия же не только не готова отказаться от текущей квоты – Минсельхоз планирует использовать квотирование и в будущем.
Продовольственный национализм, популярная в последнее время не только в России тема, не гарантирует бесперебойного обеспечения потребителей продуктами. Свежий пример: в США нарастает паника, люди боятся нехватки мяса, потому что в стране закрыты бойни – они стали очагами распространения коронавируса. (Особенность мясокомбинатов в США – огромные размеры, закрытие даже нескольких может быть заметно на общенациональном уровне.) Будет ли рост цен? Уже идет, и быстро. Будет ли дефицит мяса? Нет, сокращение местного предложения компенсируется ростом импорта, в первую очередь из Южной Америки. А Россия благодаря импорту не ощущает нехватки черного хлеба: впервые за долгие годы из-за неурожая начался импорт ржи из ЕС.
Россия – важный участник мирового аграрного обмена. Мы вывозим удобрения, зерно, масличные и масло, рыбу, завозим кормовые добавки, сельхозхимию, семена и родительских животных. Теоретическое нарушение импортных поставок может сильно ударить по российскому агропромышленному комплексу, а российские ограничения – по странам-потребителям. Недаром одним из ключевых призывов недавней виртуальной встречи лидеров стран G20, поддержанных и президентом Путиным, стал тезис о необходимости обеспечить бесперебойную работу мировой торговли, в первую очередь продовольствием .
Сокращение запасов и предложения зерна при открытом экспорте, естественно, может привести к росту цен, и часто довольно быстрому. Рынок обычно растет, пока экспорт не становится нерентабельным и сам по себе не останавливается. Так и было и в прошлом, и в позапрошлом году, и все годы с тех пор, как Россия с начала 2000-х стала крупным зерновым экспортером. Естественно, скачки цен могут вызывать недовольство потребителей зерна, особенно в российских условиях, где отсутствуют инструменты для хеджирования ценовых рисков, а отказ от своих договорных обязательств – распространенная практика. Но рост цен – это и тот же фактор, который приводит в сектор новые инвестиции и помогает ему расти. Высокая степень интеграции в мировой рынок – это ключевой фактор роста российского сельского хозяйства, намного менее зависящего от господдержки, чем это представляется широкой публике.
Квотирования и ограничения плохи и тем, что никто не может в принципе рассчитать оптимальный и устраивающий всех объем экспорта. Например, российское зерновое эмбарго августа 2010 г. привело к затовариванию рынка во второй половине сезона и обвалу цен внутри страны. (А заодно и к резкому скачку цен на мировом рынке, ускорившему «арабскую весну»). Текущая же квота, вероятно, приведет к тому, что часть ячменя и кукурузы, которые могли бы быть вывезены, останутся внутри страны, а их владельцы не смогут заработать, как и вся цепочка из элеваторов, транспорта и портов.
Определение своей собственной «квоты» – индивидуальная задача для каждого экспортера, от успешного решения которой напрямую зависят его доходы. И иногда участники рынка действительно могут ошибаться и разоряться, неправильно оценив параметры спроса и предложения или действия других игроков. Задача же государства – повышать прозрачность сектора, давая участникам больше информации для принятия решений. Для этого, кстати, можно было использовать разработанный Минсельхозом для отслеживания квоты механизм оперативной публикации объемов экспорта (подобные цифры публикуют многие крупные экспортеры, вроде ЕС и США).
Распространенный тезис в пользу ограничений – необходимость обеспечить стабильность цен на продовольственном рынке – не выглядит убедительным. Продовольственная инфляция в России, как и в большинстве других стран, весьма слабо зависит от колебаний цен на сельхозсырье. Годовая продовольственная инфляция в районе 2% при росте цен на зерно примерно на четверть это подтверждает. Даже не будь это так, намерение регулировать цены для всех через цены на сырье вызывает вопросы. Бенефициарами дешевого хлеба будут и пенсионер с доходом в 20 000 руб., и предприниматель с зарплатой в 20 млн. Более разумным выглядит целевая продовольственная помощь наименее обеспеченным слоям населения, а не малоэффективная попытка помочь всем потребителям.
Конечно, закрытие экспорта не повлечет за собой резкой реакции вроде обвального сокращения посевных площадей и неурожаев через год – два. В экономике все происходит постепенно, а в сельском хозяйстве – вдвойне. Но, посмотрев на ограничения, которые предлагается вводить и в будущем, кто-то немного, но сократит посевы, кто-то не будет вкладываться в выход на новый зарубежный рынок, кто-то решит отложить обновление техники или строительство порта. Итог – недополученные миллиарды инвестиций, постепенное затухание темпов роста сектора в среднесрочной перспективе, а также вероятный провал планов властей по кратному увеличению аграрного экспорта, который в 2024 г. должен вырасти до $45 млрд .